Первые минуты напомнили вид в окно в переулке. Дождь. Почти никого нет. Только дождь. А потом могут появиться какие-то люди. Они слишком далеко, чтобы их разглядеть, но достаточно близко, чтобы увидеть жесты. По ним и прочим действиям что-то понять или хотя бы предположить.
Очередной раз «Два капитана» Каверина вспомнились. Мальчик видел, что кладовщика убил не его отец – пролетарий, а какой-то уголовник из местного неспокойного района. Он видит, как один бежит, другой замахивается, этот падает. Кто эти люди? Что они не поделили? Из-за чего поссорились? Этой информации просто нет. Способный говорить тоже не смог бы сказать много. Всё происходит, но слишком далеко. Чтобы разглядеть далеко, а чтобы запомнить достаточно.
Художнику пришлось бы рисовать детские картинки человечков из палочек, а не портреты. Но ведь и музыкой можно передать все эти дальние жесты и движения.
Итак, вначале был дождь. Потом кто-то прибежал. Начал очень эмоционально о чём-то рассказывать. Убежал. Потом кто-то шёл крадучись и озираясь. Много чего было. Зачем мне пересказывать рассказ подробно?
А потом зазвучало что-то очень проворное и ловкое. И всё у него явно получилось. Только закончилось оно. Наверное, потому что всё заканчивается кроме дождя на улице. А потом зазвучала балалайка. Явно что-то народное, иногда режущие ухо. Но и мелодия какая-то получается. Под конец даже неплохо, с претензией на ту же ловкость, что у предыдущего «прохожего».
Но и это стихает. И опять пустота. Вот только взрослый человек с одной стороны не может удовлетвориться подсчётом капель, а с другой способен и сам заполнить эту пустоту. И его голос звучит. Тоже иногда сползая на фальшь. Но хоть не пустота с дождём. В какой-то момент не звучит ничего кроме скрипки (это не я так хорошо слышу, это в нотах вместо привычных трёх строк одна). И только потом присоединяется рояль. Что же? Все высказались. И опять пустота.
